Рубашка соскользнула с плеч Линсена и повисла на запястьях. Не дожидаясь ответа, он повернулся ко мне спиной. И тут мне пришлось зажать рот ладонями, чтобы не закричать.

По спине Линсена бежали грубые диагональные рубцы. Выпуклые алые полосы пересекали лопатки и сходились углом у позвоночника. Кожа вокруг морщилась, стягиваясь складками и линиями шрамов. На мгновение я представила, что он чувствовал, когда ему вырывали крылья. Был ли предел боли, которую он ощущал? Способен ли он чувствовать боль вообще?

Кто, кто это сделал?!

Зрелище было мрачным, но завораживающим. Рубцы выглядели на редкость безобразно и отталкивающе, но странным образом притягивали взгляд. И звали прикоснуться к ним.

Сделала шаг навстречу. Вгляделась в изуродованную кожу, которой едва хватило, чтобы закрыть дефект, и багряные рубцы. Воображение нарисовало два ладно сложенных нефилимских крыла, да так, что я чётко увидела их. Крылья вытянулись из заросших ран, расправились, и тут же рассыпались ворохом блёсток.

Ему не дали их носить…

– Крылья, – прошептала я, подходя ближе. Слёзы навернулись на глаза, но я и не пыталась их сдерживать. – Настоящие крылья!

Линсен вздохнул: то ли с облегчением, то ли с презрением. Опустил голову, и волосы занавесили его лицо. Я знала, что увижу его слёзы, если откину пряди. И забрала бы их себе, если б могла.

Задрожав, я сделала ещё один шаг. Протянула руку и осторожно коснулась шрама. Загрубевшая кожа упёрлась в ладонь. Его дрожь передавалась мне.

– Я чудовище, Сирилла, – произнёс Линсен полушёпотом. – Убегай, покуда мы не связаны.

– Ты нужен мне, – сорвалось с языка. – Нужен больше, чем кто-либо.

– Это шантаж?

– Это признание, – моё дыхание скользнуло по его плечу, и его кожа покрылась мурашками.

– Теперь ты можешь меня уничтожить…

– Чтобы уничтожить и саму себя?!

Я становилась безумной рядом с ним, как и в ту ночь. Краски перед глазами потекли, превращая мир в смазанное, сияющее марево. Рациональные мысли заглушил ускоряющийся пульс. В животе расправил лепестки огненный цветок. Потеряв страх, я приблизилась вплотную и обняла его. Прижалась к спине, согревая кожу поцелуями. Он пах травяным шампунем и мелиссой: страстно и убаюкивающе.

– Разочарована? – Линсен бросил робкий взгляд через плечо.

– Теперь я ещё сильнее тебя…

Я осеклась, и последнее слово навек осталось тишиной.

А потом Линсен нежно откинул мои руки, склонился над столом и потушил свечи.

Немое безумие, что обволокло нас, травило и искушало. Ночь усиливала запахи и придавала звукам сакральный смысл. Линсен перехватил мои запястья – но совсем не так, как в ту роковую ночь – и, подавшись вперёд, нашёл в темноте мои губы. Задыхаясь, я впитывала его поцелуй каждой клеточкой. И уже не искала спасения от пламени, что разгоралось внутри, поднимая искристые языки.

Халат упал на пол. Прикосновение его кожи послало разряды молний к кончикам пальцев. Синий мрак ночи переполз в голову, затуманив мысли. И совершенно не хотелось думать о том, какое безумие мы совершаем. Может быть, Линсен играл со мной, как с очередной из любовниц. Может быть, завтрашнее утро изменит всё, и мы навек разойдёмся по разным колеям. Может быть… Только я знала одно: я никогда не буду каяться. Ни завтра, ни через неделю, ни перед лицом Покровителей, когда они приберут меня.

Линсен не скрывал опыта. Он слишком хорошо слышал моё тело. С каждым поцелуем он позволял себе всё больше, а я с благодарностью принимала его ласку. Он открывал мне новые грани наслаждения, о которых я могла думать, лишь краснея. То поднимал ввысь, почти доводя до оцепенения, то стремительно обрушивал вниз, но непременно подхватывал у самой земли. То вытягивал струной, то заставлял безвольно биться в его руках. Он уверенно вёл меня за собой в ускоряющемся танце. Перечёркивая прошлое, наполняя истомой, сбивая дыхание. Я царапала его спину, и раны тут же стягивались мягкими рубчиками. Кусала его плечи и проглатывала стоны.

– Кричи… Сирилла, – прошептал Линсен мне в ухо. – Пусть все слышат… что мы вместе…

Теплота накрыла ступни и побежала вверх. Глаза заволокла пульсирующая тьма. И когда мир исчез в ней совсем, рассыпавшись золотыми искрами, я закричала.

***

Полумрак был влажным, наполненным запахом лаванды и розовых лепестков. Тихий плеск расслаблял и убаюкивал. Под обогревателем, подающим в ванну тёплую воду, гудела печь. По углам трещали одинокие свечи, то разгораясь, как светляки, то стягиваясь в пляшущие точки.

Мы сидели по грудь в воде и молчали. Слова неожиданно потеряли ценность и смысл. Каждый по-своему переживал то, что произошло. Я не знала, о чём думал Линсен, но надеялась, что аура волшебства, спутавшая наши души, не рассеется с рассветом.

– Расскажи мне, – попросила я, поудобнее устраиваясь у него на плече.

– О том, почему я увлёкся вами, госпожа Альтеррони? – Линсен усмехнулся и заправил прядь мокрых волос мне за ухо.

Теперь я знала, откуда в нём эта дерзость. Виновата сумасбродная нефилимская кровь, пузырящаяся, как игристое, и то и дело бьющая в голову. Смелая кровь, берущая города.

– О твоих крыльях, – я мотнула головой и очертила его губы.

– Ты и сама всё видишь, – шепнул Линсен, и показал на рубчики от царапин на своём плече. Тонкие полоски таяли на глазах, оставляя после себя чистую кожу.

– Нет, – возразила я. – Я хочу знать всё. Зачем это сделали? Кто это сделал?

– Это нужно было для того, чтобы я выжил. Как ты ещё не поняла?

Его руки сомкнулись на моей талии, прижимая ещё крепче. На смену горячему желанию пришла нежность. Доверие, выворачивающее сердце наизнанку, от которого хотелось плакать.

– Твоя мама… – я замялась. – Если она была нефилимкой, как же ей могли позволить держать гостиницу?

– Никто не знал, что она наполовину нефилимка, – Линсен улыбнулся, и у меня отлегло от сердца. – Даже мой отец.

– Ей тоже вырвали крылья?

Линсен кивнул:

– Только у неё всё срослось без шрамов. Мать думала, что не удержит беременность, но я слишком хотел жить. И тогда её планы сорвались. Наша жизнь превратилась в настоящее прибежище Разрушителей, Сирилла.

– Отец так и не смог простить ей обмана? – прошептала я, и мой голос почти слился с плеском воды.

– И я тоже, – Линсен нежно поцеловал меня в висок.

Год 300 от Возмездия Покровителей

– Я умоляю тебя, – рыдала мать, отступая вдоль стены. Гемолимфа капала с кончика её носа, вычерчивая рваные фиолетовые дорожки на губах и подбородке. – Только не трогай Линсена!

– Я сам решаю, кого мне трогать, чудовище! – взревел отец, занося крепкую руку. Зеркало туалетного столика отразило его лицо, искажённое ненавистью. – И кого бить – тоже. Вам обоим не место среди избранных: ни тебе, ни твоему выродку!